За ветряком, за соловьиным
Певучим логом, в том бору,
Куда, бывало, по малину
С тобой ходили поутру;
Где в жаркий полдень нас, бывало,
В сосновых сенях лесник
Холодным квасом угощала
Аленка, внучка старика, —
Мы вновь прошли по тем дорожкам,
Местам поруганным, родным…
Закат. У брошенной сторожки
Над мертвой девочкой стоим.
Лежит она, Аленка наша
(Я лишь по косам узнаю),
Коленки детские поджавши,
Лицом уткнувшись в колею.
Искусанною в кровь рукою,
Как бы от муки заслонясь,
И рядом — платьице простое
В цветочках, втоптанное в грязь…
Как до сих пор, земля, могла ты,
Его держать, терпеть могла,
Какая мать такого ката,
Такого зверя родила,
Что мог так мучить и глумиться
И надругавшись, бросить так?
Уничтожать,
душить,
громить их,
Фашистских бешеных собак!
Закат в огне. Нахмурив брови,
Молчат бойцы, молчат братки.
А что тут скажешь! — Тут не слово,
Тут говорить должны штыки.
…Под молодой березкой тонкой,
Так, чтоб крушины куст — у ног,
Положим мы тебя, Аленка,
Насыпем желтый бугорок.
А сами — дальше —
в бой, товарищ,
За все, за все ответит кат!
Как боль,
как гнев,
как наша ярость,
Горит над соснами закат.